Вестибюль был абсолютно пуст, и смутные сомнения зашевелились в мозгу. Не повернуться ли и не уйти, пока никто не видит? Девушка еще раз оглядела огромное помещение.
Из дверей напротив вышел мужчина в белом халате и, заметив ее, направился навстречу. В тусклом свете вестибюля его черты казались удивительно знакомыми. У Джулии дико закружилась голова, и на мгновение она испугалась, что сходит с ума. Невероятно, но человек, стоящий перед ней, до боли напоминал Мануэля Кортеза, более того, он был похож на него как две капли воды, разве что не такой худой и немного пониже. Впрочем, на первый взгляд любой принял бы его за певца.
Невероятнейшим усилием воли Джулия взяла себя в руки. Перед ней стоит не Мануэль Кортез, и нечего выставлять себя полной идиоткой.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — вежливо поинтересовался врач, степенно заложив руки за спину.
— Я… да, конечно. Я Джулия Кеннеди, вчера я приходила сюда, переводила для польского моряка, он совсем не говорит по-английски. Могу я его видеть? Как он себя чувствует? Не зовет меня? — засыпала она его вопросами.
Человек в халате широко улыбнулся.
— Ах да, мистер Волетски, с острым аппендицитом, — как бы припоминая, заговорил он. — Должен вам сказать, что операция прошла успешно, и сейчас ему намного лучше.
— Я очень рада. — Джулия полностью оправилась от потрясения и деловито спросила: — Где он? Как к нему пройти?
Мужчина жестом пригласил ее следовать за ним и, пока они шли по коридору, с любопытством изучал необычную посетительницу. Возможно, его удивила мертвенная бледность и замешательство девушки при его появлении.
— Меня зовут Кортез, Филипп Кортез, — просто представился он. — Я врач и живу при больнице.
Филипп Кортез! Забыв о приличиях и стеснении, Джулия в упор уставилась на него. Неужели это он познакомил Бена с Мануэлем? Не может быть, чтобы в Сан-Франциско было два Филиппа Кортеза. Кроме того, этот — явно брат Мануэля, что и объясняет их поразительное сходство.
Сердце девушки неприятно затрепетало, порываясь вырваться из груди и выдать ее с потрохами.
Не могла же она, в самом деле, предчувствовать присутствие здесь этого человека и его родство с Мануэлем? Почему же тогда ее так тянуло вернуться в госпиталь, в эти ничем не привлекательные, пахнущие хлороформом стены?
Тут в дверях крайней палаты появилась знакомая фигура, и сестра Морган приветливо улыбнулась Джулии:
— Доброе утро, мисс Кеннеди. Вы все-таки пришли! Очень рада вас видеть, очень рада! Проходите. Если честно, я боялась, что, покинув эти стены, вы больше не решитесь прийти. У нас здесь не курорт.
— Знаю. Я пришла сюда совершенно сознательно и даже с удовольствием, — простодушно призналась девушка, присаживаясь на край кровати.
Игорь Волетски — а именно так звали польского моряка — сегодня выглядел намного лучше. Он побрился, вымылся, привел в порядок волосы. От вчерашнего грязного и растрепанного снежного человека не осталось и следа.
Джулия дружелюбно беседовала с ним, искоса поглядывая на Филиппа Кортеза.
Тот важно расхаживал по палате, весело подкалывая то одного, то другого, а больные смеялись, с неподдельной любовью смотря на веселого доктора.
Как и Мануэль, Филипп обладал неотразимым обаянием, помогавшим ему завоевывать доверие людей, порой ожесточенных, не видевших в своей жизни ничего, кроме зловонных кабаков и притонов, кишащих такими же горемыками, как и они сами.
Закончив утренний обход, доктор Кортез вышел, оставив Джулию на попечении сестры Морган.
Добросердечная монашка тут же пригласила девушку к себе в кабинет попить кофе и познакомила ее с остальными сотрудниками: сестрой Донахью и сестрой Джеймсом.
Кабинет был маленький, но уютный, кофе — великолепный. Вскоре пришел Филипп, и все четверо оживленно заспорили о своих пациентах. Казалось, Джулия провела здесь не один день, не несколько часов, а целую вечность, настолько родственными были отношения между людьми. Неприятные обязанности, которые приходилось им выполнять изо дня в день, люди, не всегда осознающие и ценящие то, что для них делается, откровенные хулиганы, не признающие ни норм, ни правил и при первой же возможности их нарушающие, не озлобили их сердец. Все воспринималось с поистине христианским спокойствием: и неизлечимые случаи рака, неизбежно оставляющие глубокие душевные раны, и тяжелая, изнуряющая работа, и больные, умирающие прямо на глазах из-за недостатка оборудования и медикаментов. Джулия не могла не восхищаться своими новыми знакомыми.
К сожалению, как все хорошее, перерыв подошел к концу, и сестры вернулись на свои рабочие места.
Глядя на их озабоченные лица, девушка в который раз остро осознала, что бездельничает, что в перспективе у нее только бесконечно долгий, ничем не занятый день.
— Могу я чем-нибудь помочь вам? — с надеждой заглядывая в глаза сестре Морган, импульсивно воскликнула она. — Раз уж я пришла!
Монахиня удивленно вскинула тоненькие, как ниточки, брови:
— Вы серьезно, дитя мое?
— Да. Я очень хочу помочь, только не знаю, смогу ли.
Сестру Морган не пришлось долго уговаривать. Вручив Джулии халат, ведро и швабру, она попросила ее убрать палаты и отправилась по своим делам, а девушка с утроенной энергией принялась за свои. Наконец-то ей выдалась возможность сделать хоть что-то действительно полезное, а не терять время понапрасну.
Очень скоро она научилась не обращать внимания на пошлые замечания в свой адрес и игнорировать сквернословие, почти наслаждаясь работой.